Часть первая
Картина первая
КОСА
Коса ль моя, Коса моя, косынька русая!
Вечор тебя, косынька, матушка пляля,
серебряным колечком матушка вила.
О-хо-хо! Ёще охти мне!
Подружки:
Чесу, почесу Настасьину косу,
чесу почесу Тимофеевны русу,
а ещё почесу, а и косу заплету,
алу ленту упляту.
Чесу, почесу, русу косу чесу,
частым гребнем расчесу.
Невеста:
Приехала свашенка немилостлива,
что немилостлива и нежалостлива!
Начало косынку рвать и щипать.
И рвать, и шипать, на две заплетать...
А ещё почесу, а и косу запляту,
алу ленту упляту, голубою перевью!
Не кличь, лебёдушка, не кличь в поле, белая,
не плачь, не туши, Настасьюшка,
не плачь, не грусти, душа Тимофеевна,
по батюшке, по матушке,
по громком соловье во саду.
Как свекор ли батюшка
к тебе будет милостлив,
как сверковь ли матушка
к тебе будет милостлива,
к тебе будет жалостлива.
Хвестис, сударь Памфильевич,
у тебя соловей во саду,
ва высоком терему,
ва высоком, изукрашенном
денёчек он свистит и
всю ноченьку поёт, тебя ли,
тебя ли, Настасьюшку,
тебя ли, свет Тимофеевну,
забавляет, утешает,
спать долго не мешает,
к обедне разбужает.
Рай! Рай!
Удалый скоморошек с села по села.
Рай! Рай! Чтоб Настасьюшка,
чтоб было весела, рай!
Уж чтоб была завсегда.
С под камушка, с под белова ручеёк бежит.
С под камушка, с под белова
цимбалами бьют, и пьют, и льют,
в тарелки бьют.
Вот, знать нашу Настюшку,
знать нашу Тимофеевну к венчанью ведут.
Невеста и мать:
Пречистая Матерь,
ходи к нам у хать,
свахе помогать, косу расплетать
Настасьюшки косу, Тимофеевны русу.
Заплетитко мне русу косу
уж ты корню тугохонько,
среди косы мелёхонько под конецто
алу ленточку.
Подружки:
Чесу почесу Настасьину косу,
чесу почесу Тимофеевны русу,
ёщё почесу Настасьину косу,
ёщё почесу Тимофеевны русу,
а ёщё почесу, а и косу заплету,
алу ленту уплету.
Уж ты, лента моя, ленточка,
Лента букетова, фиалетова.
Картина вторая
У ЖЕНИХА
Пречистая Мать, ходи, ходи к нам ухать,
свахе помогать кудры расчесать,
Хветисьевы кудры, Памфильича русы.
Чем чесать, чем маслить да Хвестисьевы кудры?
Чем чесать, чем маслить да Памфильича русы?
Кинемся, бросимся во три торга города,
расчесем, размаслим Хветисовы кудри!
Купим мы, купим мы параванского масла,
расчешем, размаслим Памфильича-русы!
Вичор са вичору сидел Хветис во тирёму.
Отец:
Сидел и Памфилич, чесал русы кудри.
Родители-по очереди:
Вы кому-то, кудры, постанетесь?
Достанетесь, кудри, красной девице,
что Настасье Тимофеевне.
Ой вы кому-то, русы, достанетесь?
Вы кому-то, русы достанетесь?
Уж ты, Настюшка, полелей кудри!
Ты полелей русы!
Ты Тимофеевна, полелей русы!
Квас, что малиное, десятью наливан!
Ты полелей русы!
Уж вились, повились на Хветису кудри,
вились, повились
на Памфильичу русы.
Завивала их матушка.
Завивала да приговаривала:
«Будь ты мое дитятко, белорумяно,
румяно и неурочливо!»
Калиное парило! Малиное стирало!
На ком кудри, на ком русые?
На Хветису кудри русые,
на Памфильичу порасчесанные,
порасчесанные, разбумаженные!
Спалать, спалать отцу-матери,
хорошо дитя воспородили.
Умного и разумного,
покорного и пословного.
Прилегайте, кудри русые,
к моему лицу белому, к моему уму разуму
до что к обычью молодецкому.
Привыкай, душа Настасьюшка!
А в Москве то тем кудрям вздивовалися.
И ты, Матерь Боожьая,
сама Богородича,
подь на свадьбу, подь на свадьбу
и со всеми постолами, И со всеми с ангелями,
бослови, Божа Божунька.
Подь на свадьбу!
Жених:
Бословите, отечь с матерью,
сваво цаду ко стольну граду приступить,
каменну стену разбить.
Где сидит там Хветис-государь.
Свою суженую понять.
Так свечей светик пайдет.
В собор, черковь сходить,
серебрян крест поцеловать.
Божья милось Богородича!
Первый дружко:
Смотрельщики, гладельщики, зеваки и палошны колюбаки,
в путьдороженьку ехати,
сужено-ряжено взять!
Бословите-кто князя новобрашнава!
Под золотой венец стоять! Ой!
Лебединое перо упадало!
Иван пало!
Перед теремом упадало!
Иван пало!
Упадал Хветис перед родным батюшкой,
Упадал Памфильич перед родной матушкой:
просит и мене и бослови ко божью суду ехати,
к святому венчаньицу.
Как привел Бог под крестом, так бы под венцом.
Баславите все ат старава да малава!
Кузьму Демьяну сыграть!
Баслави, Бога, до двух порожден.
Да столько же нам свадьбу сыграть!
Баслави, Божа, до двух поражден,
баслави, Божа, до двух посажен.
Баслави, Божа, Микита попучик,
Михала Арханъел,
баслави, Божа, Рождество Христово,
баслави, Божа, хрестынь баславляти,
к венцу атпущати.
Баслов, Божа, Божинька! Поль на свадьбу!
Святыи Лука, подь на свадьбу,
Святыи Лука, слуци свадьбу,
Двух молодёных, слуци свадьбу,
двух посаженых, слуци свадьбу,
двух суженых, и первый младен!
Картина третья
ПРОВОДЫ НЕВЕСТЫ
Благословлялясь княгинюшка у месяц около яснаго солнушка,
благословлялась княгинюшка у государя у батюшки,
у государыни-матушки.
Благослови меня, батюшка, да на чужую сторонушку.
Отец с матерью:
Притапелась свеца воску ярого,
перед образом долго стоющи.
Пристояля княгиня, княгиня скоры ноженьки.
Уж как бословили девицу
перед бацуской голько плацуци
да что на четыре на сторонушки хлебом солью,
спасомобразом.
Все:
Святый Кузьма Демьян, подь на свадьбу!
Во горнице, во святлице
два голубая на тяблице.
Святый Кузьма, скуй нам свадьбу,
Святый Кузьма, скуй нам кребку,
тверду, полговечну, вековетну
с младости и до старости,
и до малых детушек.
Матушка Кузьма Демьяна по сеням ходила,
гвозды собирала... свадебку ковала.
Во горнице, во светлице два голубя на тяблице.
Они пьют и льют в политиру бьют,
в цимбалы подыгывают.
И ты, сама Мать Божья, сама Богородича,
подь на свадьбу, слуци свадьбу.
Слуци свадьбу, слуци крепку.
И со всеми с постолами,
и со всеми ангелями.
И, как вьётся хмель по тыцью
к нем наши молодые вились друг коло другу!
Проводы невесты – все удаляются
входят матери жениха и невесты с каждой стороны сцены:
роди-мое моё дитятко, моё милое,
не покинь меня горемычную.
Родимое моё дитятко,
поиска было я, кормила тебя.
Воротись, моя дитятка,
воротись, моя милая.
Забыла ты, дитятко, на стопке золоты ключики.
В шелковом поясе. Родимое дитятко...
Часть вторая
Картина четвертая
КРАСНЫЙ СТОЛ
Ягода с ягодой сокатилася,
ягода ягоде поклонилася, ай люди!
Ягодка красна, красна!
Земляничка спела, спела!
Ягода ягоде слово молвила,
ягода от ягоды недвали росла,
одна-то ягода Хветисушка сударь,
а другая ягода Настасьюшка душа.
Весёл, весёл ходит и Федор Тихнавич.
Нашел, нашел золот перстин,
золот с дорогим сы каменем.
Юныв, юныв ходит
Палагей Спанович,
потерял золот перстин,
Палагей Спанович,
потерял золот перстин,
золот с дарагим сы каменям.
Летала гусыня, летала!
Летала, серая летала!
Крылья примахала.
Мазоли потирала.
Столбы сколыхала.
Бояр пробуждала.
Отец жениха:
Вот тебе жана от Бога саждена.
Мужчины:
Сей лён да канапли.
Женщины:
Ай, мы тебе, Настушка, говорили!
Мужчины:
Спрашивай с неё рубашки да портки.
Женщины:
Ой, мы тебе, милая, говорили!
Мать невести подходит ее к своему зятю:
Зятик мой любезный,
вручаю тебе дочерю любезную.
Дружка, мать жениха, сват, все по очереди:
Сей лён да замашки,
спрашивай с неё рубашки,
пой, корми да одевай,
да на работу отправляй.
Руби дрова, спрашивай,
люби, как душу, тряси, как грушу.
Бояре вставали, в чарки наливали,
гостей обходили, Марье подносили:
«Выпей, матушка,
скушай, Харитоновна.»
«Не пью, не кушаю,
бояр не слушаю.»
«Кабы был Симеон?»
«Я бы спила, скушала,
бояр послушала.»
Ой, ты гусыня звонкая,
...китайская!
Уж ты где, гусыня звонкая,
где побывала и что видела?
«И я была на синем на мори,
на мори, на зере,
на том ли на мори,
на ´зере лебядь белая купалася,
люди, набело паласкалася.»
Был ли белой лебядь на мори?
Видел ли ты, белой, лебёдку?
«Да и как же мне да на мори,
на мори не бывать,
да и как же мне лебёдушки не вилать?
У лебедя лебедушка под крылом,
Улебедя косатая под крылом,
уХвестиса-то Настасьюшка под почком,
у Хветиса Тимофеевна под крылом.
Два лебедя, два белых плавали.
Один из дружек – невесте:
Ай, чем же ты, Настасьюшка, удала?
Невеста:
Я по пояс во-золоте обвилась,
жмчужные махорчики до земли.
Большой сват:
Ох, пойник, пропойник Растин батюшка!
Один из дружек, криком:
Сватьюшки, поворащвайтесь,
подавайте невесту, жених скучает!
Пропил свою чаду за винную чару!
На винной чарочке, на медовой стопочке!
Тот же дружка:
Красны девицы, пирожные мастерицы,
гошечные пагубницы, женушки поссивыя,
жены подхилыя, малые ребята, гороховы тати,
морковные пагубники! Пойте песни!
Женихов дружка выбирает из поезжан муха и жену и
вдет их обоспать для молодых постель.
Девушки:
Хветисушка скажет: «Спать хочу.»
Настасьюшка молвит: «И я стобой.»
Хветисушка скажет: «Кровать тесна.»
Настасьюшка молвит: «Будет с нас.»
Хветисушка скажет: «Деяло холодно.»
Настасьюшка молвит: «Будет тепло.»
То Хветису песенка, да что ясному соколу и
со белой лебёдушкой,
Свет Настасьей Тимофеевной.
Слышишь ли, Хветис господин?
Слышишь ли, Памфильевич?
Мы вам песню поём, мы вам честь воздаём.
Сват с поезжнами:
Не лежи у круте береге.
Сряжай свадебку Хвестисаву.
Поезжане:
Ох, на избе зелья, увызбе веселья.
За столом бояре, они мед, вино пили,
речи говорили:
«У меня свадебка на диво суряжена,
девяти варов пиво варено,
а десятый вар зелена вина.
Ведут Настасьюшку на чужу сторону.
На чужой стороне умеючи девке чить:
Всё покорной девке, всё покорной быть!
Покорный головушке любо, хорошо.
Гости по очереди:
И старому, и малому все низкий поклон,
молодым молодушкам пониже этого.
По улице, юлице, да по широкой юлице ходил,
гулял молодец.
По зеленом саду, по Настинам следам, глядел,
смотрел Хветисушка на Настюшку свою:
Молод молодой.
Связал свою голову шляпой пуховою.
У моей, у Настюшки походочка частая,
шубочка новая, опушка бобровая,
Дружки:
Настя чернобравая!
Один из дружек:
Нука, родимый батюшка, рюмочку выпивай!
Остальные дружки и женщины:
Наших молодых одаряй!
Нашим молодым много надо,
они хотят домишком жить, домишко прибавить,
на углу баню поставить.
Напевая:
Ты зайдешь да попаришься, а послей того похвалишься:
вот как стали нами молодые-то жить!
Гости:
Горько Ох, нельзя пить!
Жених и невеста целуются:
Ну же, рюмочку выпивай,
а наших молодых даряй!
Эта хоть куда, эта и таперь стоит рубля,
а как ей бока надуть,
за этаку и два, два дадуть.
Хоть бы так, рубликов хоть бы пять.
А когда будет твоя честь, хоть бы рубликов шесть.
Дружки:
Волга-река разливается,
зятик у ворот убивается:
«Ах, тёщща моя, тёщща ласковая!»
Один из дружек:
Ай вы дружки, слепы,
что девка детинка бока протолкала...
у клеточку звала?
А отдали нам девку – отдайтся постельку!
Свать, обращаясь ко греющим постель:
Обогревающие постель вылезают из нее. Фетиса и Настасью ведут к постели, укладывают их,
запирают дверь и оставляют одних.
Родители жениха и невесты усаживаются на скамье перед дверью.
Все обращены к ним лицом.
Постелья моя, караватушка!
На караватушке перинушка,
на перинушке узголоиьица,
у узголовтица одиялица,
под диялицом добрый молодец Хветисушка,
Хветис Памфильевич.
Воробей воробку парует,
посадивши на каравать,
Хветисушка Настасьюшку целуить.
Ён целуить, милуить, на ручку кладёть,
на ручку кладё, кы сердечку жмё:
«Ах, ты, душка, жёнушка,
данная моя погляденья,
ночная моя забава,
паживём мы с тобой харашеничка,
чтобы люди нам завидывали.»
|
PATS
Mu pats, mu pats, mu ruuge patsike!
Ema punus sind õhtuti, patsike!
Põimis kui hõbedast võru.
Oh-oh-hoo, tahaksin seda veel.
Sõbrannad:
Kammin, kammin, Nastjakese patsi,
kammin, kammin, Timofejevna ruuget,
kammin veel ja punun
punase lindi sisse.
Kammin, kammin ruuget patsi,
kammin lahti tiheda kammiga.
Pruut:
Sõitis kohale range kosjamoorike,
miks nii range ja vali oled!
Hakkas patsikest kiskuma ja tirima.
kiskuma ja tirima ning kaheks punuma…
Kammin veel ja punun patsi,
punun punase lindi sisse, pärast helesinise!
Ära häälitse, tuvike, ära häälitse väljal, valgeke,
ära nuta, ära kurvasta, Nastjake,
ära nukrutse, ära nuta taga, Timofejevna
oma isa ja ema,
laksutavat ööbikut aias.
Äi on su vastu armuline
kui isa,
ämm kui ema
on su vastu armuline,
on su vastu hell.
Hvetiss, peig Panfilijevitš,
on sul ööbikuks aias,
kõrges tares,
kõrges, ilusas,
päeval laksutab ja
terve öö laulab, sind,
sind, Nastjuška,
sind, Timofejevna,
lõbustab – lohutab,
lubab kaua magada,
päevase jumalateenistuse ajaks äratab.
Paradiis! Paradiis!
Uljas skomorohh külast külla.
Paradiis. Paradiis. Et meie Nastjake,
et oleks rõõmus, paradiis!
Et oleks alati.
Kivikese alt, valge alt ojakene vuliseb.
kivikese alt, valge alt
kostab simblimäng, ning juuakse, ning kallatakse,
taldrikuid kõlistatakse.
See tähendab, et meie Nastjakest,
meie Timofejevnat viiakse altari ette.
Pruut ja ema:
Neitsi Maarja,
tule meie poole,
kosjamoorile appi, patsi lahti punuma,
Nastjakese patsi, Timofejevna ruuget.
Punuge mu ruuge pats
juuksejuurest tugevaks,
keskelt nõrgemaks ja otsa põimige
punane pael.
Sõbratarid:
Kammin, kammin Nastja patsi,
kammin, kammin Timofejevna ruuget.
Kammin veel Nastja patsi,
kammin veel Timofejevna ruuget.
Kammin veel ja punun sisse,
punun punase paela.
Sa pael, mu paelake,
paelake kirev, lillake.
Teine pilt
PEIGMEHE JUURES
Neitsi Maarja, tule, tule meie poole,
kosjamoorile appi lokke kammima,
Hvetissi lokke, Panfijitši ruugeid?
jookseme, ruttame kolmesse kaubalinna,
kammime, võime Hvetissi lokke!
Ostame, ostame paravani õli,
kammime, võime Panfijitši ruugeid!
Õhtust õhtusse istus Hvetiss tares.
Isa:
Istus Panfijitš, kammis ruugeid lokke.
Vanemad – algul üks, siis teine:
Lokid, kes saab teid endale?
Endale saab teid punapõskne neiukene,
Nastja Timofejevna.
Oh, kelle kätesse te satute?
Kelle kätesse te, ruuged, satute?
Aga sina, Nastjuška, hellita lokke!
Hellita ruugeid!
Sina, Timofejevna, hellita ruugeid.
Kali kui vaarikmari valmis!
Hellita ruugeid!
Hvetissi lokid – kiharad,
Panfilijitši siledakskammitud,
kammitud ja võidud!
Täna, tänu isale – emale,
toreda lapse sünnitanud-kasvatanud,
ustava ja sõnakuuleliku.
Kaunistage, ruuged lokid
mu valget nägu,
mu mõistust – aru,
mu uljast noorust.
Võta omaks, armas Nastjuška!
Aga Moskvas imetleti neid lokke.
Ka sina, Jumalaema,
õnnistegija isa,
mine pulma, pulma
koos kõigi inglitega,
õnnista, Issandakene.
Mine pulma!
Peigmees:
Õnnistage isa ja ena,
oma last, et jõuaks pea – linna,
lõhuks kivimüüri.
Seal, kus istub Hvetisse – härra.
Et oma mõrsjat mõista.
Peiuke leiab küünlaid.
Katedraalis, kirikus käia,
hõberisti suudelda.
Olgu Jumala arm, õnnistegija!
Esimene sõber (druzka-pulmavanem või peiupoiss, kui neid on pulmas mitu):Peakorraldaja, tunneb pulmakombeid, lõbustab pulmalisi:
Vaatajad, piilujad, logardid ja tuuletallajad,
sättige end teele,
mõrsjat – pruuti tooma!
Õnnistage kõik noort abielumeest – vürsti!
Kes läheb altari ette. Oh.
Kukkus luigel sulg!
Kukkus!
Tare ette kukkus!
Kukkus!
Langes Hvetiss armsa isa ette,
langes Pamfilijitš armsa ema ette:
Andke mulle andeks ja õnnistage kirikusseminekuks,
pühale laulatusele.
Nagu Jumal oma risti all mind juhtinud on, nii viiks ka altari ette.
Õnnistage kõik, vanad ja noored!
Kuzmad Demjani pidama!
Õnnista, Issand, inimestest sündinut.
Pulmi pidama!
Õnnista, Issand, paaripanduid,
õnnista, Issand, noorpaari,
õnnista, Issand, teekaaslast Nikitat,
peaingel Mihhaili,
õnnista, Issand, Kristuse sündi,
õnnista, Issand, õnnista ristiga,
lase altari ette.
Õnnista, Issand, Jeesuke! Mine pulma!
Püha Luukas, mine pulma,
püha Luukas, korralda pulmad!
Kahe noore inimese pulmad,
kahe paaripandu pulmad,
kahe teineteisele määratu, noore!
Kolmas pilt
PRUUDI ÄRASAATMINE
Helge kuu sai õnnistust selgelt päikeselt,
vürstinnake sai õnnistuse isalt,
sai õnnistuse emalt.
Õnnista mind, isake, võõrsile minekuks.
Isa ja ema:
Küünla kuum rasv sulanud,
pühakuju ees kaua seisnud.
On seisnud vürstinnake, vürstinnake välejalgne.
Kuidas nad neidu õnnistasid
valades isa ees kibedaid pisaraid.
Õnnistage soola-leivaga,
Spassi ikooniga.
Kõik:
Püha Kuzma Demjan, mine pulma!
Toas, valges toas
kaks tuvi simsil.
Püha Kuzma, sepitse meile pulmad,
Püha Kuzma, sepitse meile tugevad,
vastupidavad, kestvad, pikaealised,
noorusest vanaduseni,
väikeste lasteni.
Kuzma Demjani ema käis mööda võõrusi,
korjas naelu… sepitses pulmi.
Kambris, valges toas, kaks tuvi simsil.
Nad joovad ja kallavad ja löövad taldrikuid kokku,
simblimängu saatel.
Ja sina, Jumalaema isa, Õnnistegija ise,
mine pulma, korralda pulmad,
korralda pulmad, korralda tugevad.
Ning kõigi apostlitega,
ja kõigi inglitega.
Ja nagu põimub humal teiba ümber,
nii põimusid meie noored teineteise ümber!
Pruudi ärasaatmine – kõik lahkuvad.
Sisenevad pruudi ja peigmehe emad lava eri külgedelt:
Mu armas lapseke, mu kallis,
ära jäta mind, õnnetut.
Mu kallis lapseke,
joodaksin ja söödaksin sind.
Tule tagasi, mu lapseke,
tule tagasi, mu armsake.
Sa unustasid, lapseke, kuldsed võtmed kimpu
siidist vööle. Armas lapseke…
Teine osa
Neljas pilt
PIDULAUD
Mari veeres marja juurde,
mari kummardas marja ees.
Mari on punane, punane!
Maasikake küps, küps!
Mari marjale sõna poetas,
mari marjake on härra Hvetissike,
teine marjake Nastjake – kullake.
Lõbusana, lõbusana käib ringi ka Fjodor Tihnavitš.
Leidis, leidis kuldsõrmuse,
kullast, kalli kiviga.
Nukralt, nukralt käib ringi
Pagalei Stepanovitš,
kaotas kuldsõrmuse,
Pagalei Stepanovitš
kaotas kuldsõrmuse,
kuldse, kalli kiviga.
Lendas emahani, lendas!
Lendas hall lind, heitis pikali!
Rapsis tiibadega.
Hõõrus mõhnu.
Raputas poste.
Äratas bojaare.
Peigmehe isa:
Siin on sulle Jumalast loodud naine
Mehed:
Külva lina ja kanepit.
Naised:
Oh, me ju rääkisime sulle, Nastjake!
Mehed:
Nõua talt särke ja pükse.
Naised:
Oh, kullake, me ju rääkisime sulle!
Pruudi ema viib ta oma väimehe juurde:
Mu armas väimees,
sinu kätte annan oma kalli tütre.
Sõber (druzka), peigmehe ema, äi, kõik üksteise järel:
Külva lina ja kanepit,
nõua talt särke,
sööda, jooda ja kata,
ning tööle saada.
Lõhu puid, nõua,
armasta kui hinge, raputa kui pirnipuud.
Bojaarid tõusid püsti, täitsid peekrid,
käisid külalised läbi, pakkusid Marjale:
„Joo, emake,
maitse, Haritonovna.“
„Ei söö ma, ei joo ma,
bojaare ei kuula.“
„Aga kui oleks Simeon?“
„Siis sööksin ja jooksin,
bojaaride sõna kuulaksin.“
Oh sa heledahäälne emahani
kuskandis sa,
häälitseja, oled käinud
ja mida näinud?
„Ka mina olin sinimerel,
merel, järvel,
selles meres,
järves valge luigeke suples,
solistas.“
Kas ka isaluik oli merel?
Kas sa, valge, nägid luigekest?
„Olen merel käinud,
olen käinud.
Luigekest ma olen näinud.“
Luigel on pikapatsiline tiiva all,
Hvetissil on Nastasjake külje all,
Hvetissil on Timofejevna tiiva all.
Kaks luike, kaks valget ujusid merel,
ujusid, valged, ujusid.
Üks sõpradest (druzka) – pruudile:
Ai, mille poolest sa, Nastjake, tubli oled?
Pruut:
Olen vööni kulda põimunud.
Pärlnarlmad maani.
Suur isamees:
Oh, joodik, napsimees on Nastja isa!
Üks sõpradest (kisaga):
Ämmakesed, liigutage end,
andke pruut üle, peigmehel on igav!
Jõi maha oma lapse viinapeekri eest!
Viinapeekrikese, mõduklaasikese eest!
Sama sõber:
Neiukesed punapõsksed, koogimeistrid,
potilõhkujad, virilad naisukesed,
kidurad naised, väikesed, hernevargad,
porgandimädandajad! Laulge laule!
Peigmehepoolne sõber – (druzka) – valib peigmehe külaliste hulgast
mehe ja naise ja viib noorpaari aset sisse magama
Neiud:
Hvetissike ütleb. „Tahan magada“.
Nastjake mainib: „Tulen ka sinuga“.
Hvetissike ütleb: „Voodi on kitsas“.
Nastjake mainib: „Mahume ära“.
Hvetissike ütleb: „Tekk on külm“.
Nastjake mainib: „Saame sooja“.
See laul on Hvetissile, uljale kotkale
valge luigekesega,
Nastja Timofejevnaga,
kas kuuled, Hvetiss – härra?
Kas kuuled, Pamfiljevitš?
Me laulame teile laulu, me avaldame teile austust.
Äi külalistega:
Ära lesi kõrgel kaldal.
Pane Hvetissi pulmad käima.
Külalised:
Oi, tare peal rohi, tares pidu.
Laua taga istusid bojaarid, nad jõid mõdu ja viina,
pajatasid:
„Mul on pulmad uhkelt tehtud,
õlu on üheksa korda pruulitud,
kümnes laar on haljas viin.
Viiakse Nastjakest võõrsile.
Võõrsil peab piiga arukalt elama!
Piigal peab alandlik meel,
ikka alandlik meel olema!
Külalised järgemööda:
Nii vanale kui noorele maani kummardus,
noortele noorikutele seda enam.
Mööda tänavat, laia tänavat käis,
jalutas noormees.
Rohelises aias, Nastja jälgi mööda, vaatas,
vaatas Hvetissike oma Nastjat:
Haljas aias, käis, jalutas noormees, noor mees.
Peas oli uhke kübar.
Minu Nastjuškal on kiire kõnnak,
uus kasukas, piibrinahast krae.
Sõbrad-druzkad:
Mustade kulmudega Nastja!
Üks sõpradest:
Võta, kallis isa, joo üks pits!
Ülejäänud sõbrad ja naised:
Tehke kingitusi meie noorpaarile!
Noorpaaril on palju vaja,
nad tahavad oma maja, juurde ehitada,
nurga peale sauna ehitada.
Omaette lauldes:
Astud sisse ja vihtled, pärast kiidad:
kui hästi on noorpaar elu sisse seadnud.
Külalised:
Kibe, oh, ei saa juua!
Pruut ja peigmees suudlevad:
Võta pits
ja tee kingitusi meie noorpaarile.
Sel pole viga, see on nüüdki rublat väärt,
aga kui teda veel natukene pitsitada,
võib ta eest ka kaks, kas saada.
„kas või nii, kas või rublakest viis“.
Kui järg sinuni jõuab, pane või kuus, kuus rublakestki.
Sõbrad:
Volga ujutab kaldad üle,
värava juures kaebleb väimees:
„Mu ämm, me leebe ämmake!“
Üks sõpradest-peiupoistest:
Te peiupoiss, pimedad, kas te siis ei näe,
et tüdruk poissi müksab,
puuri kutsub?
Andsite meile tüdruku, andke ka voodi!
Üks sugulastest, pöördudes voodisoojendajate poole:
(soojendajad ronivad voodist välja. Hvetiss ja Nastja
viiakse aseme juurde, pannakse voodisse,
suletakse uks ja jäetakse omapead).
Peigmehe ja pruudi vanemad istuvad ukse ette pingile.
Kõigi näod on pööratud nende poole:
Mu ase, mu voodike!
Voodis sulekotike,
sulekotil peatsis,
jah, sulekotil peatsis.
Peatsis on tekike,
teki all uljas noormees Hvetissike,
Hvetiss Pamfiljevitš.
Varblasepoiss ripsutab tiiba varblasetüdrukuga,
pannes ta voodile istuma,
Hvetissike suudleb Nastasjakest…
suudleb, hellitab, võtab kätele,
võtab kätele, surub rinnale:
„Sa mu kallike, naisuke,
silmarõõmuke,
mu ööde lõbu,
hakkame hästi elama,
et inimesed kadestaksid meid“.
|
|